Неожиданная находка: пучужская прялка

В краеведческом фонде библиотеки кроме богатого выбора книг хранятся краеведческие экспонаты, полученные в дар от читателей и друзей библиотеки. Постепенно количество экспонатов увеличивается и появилась потребность их систематизировать. 

Среди всех старинных предметов быта выделяются расписные и резные прялки.

Определить откуда родом самая интересная прялка помогла книга "Русские прялки". В одном из разделов книги опубликованы иллюстрации прялок, напоминающие экспонат краеведческого фонда нашей библиотеки.
Прялки эти были издалека, с севера, а именно из села Пучуга (ударение на ПУчуга) что в Архангельской области.

Пучужская прялочная роспись

Пучужская роспись – одна из многих видов росписей, встречающихся на берегах реки Северная Двина. Это своеобразный центр, некогда знаменитой северодвинской росписи, отличающейся уникальной техникой исполнения, не имеющей аналогов в других районах Русского Севера. По характеру орнамента и манере выполнения пучужская роспись близка к графическим приемам миниатюр, украшавших рукописные книги на Двине. Впервые была обнаружена на прялках пучужских крестьянок.

Узор компоновался по твердой схеме. Рисунок на прялках трехъярусный:

•  Став с оконцами;
•  Став с деревом;
•  Став с конем.

Все три става намечены с геометрической точностью. В верхней части прялки окна с красными причудливыми цветами. Между окнами многоцветный куст. Есть предположение, что, если окна были открыты и на них стояли цветы, то это прялка девушки. Если окна закрыты, зарешечены и цветов на них нет, то это прялка замужней женщины.

Среднюю часть с полукружием, напоминающим церковные врата, заполняет «древо жизни». По бокам две пышные птицы.

Нижняя часть – приезд жениха. Конь, по форме крепкий с резво поднятой ногой, запряженный в сани с кибиткой – зимняя прялка, а в телегу на колесах – летняя прялка. Пучужские прялки дают нам многочисленные сцены праздничного катания на конях. По праздниках на санях катались с гор. В свадебных обрядах конь, запряженный в сани, занимал главное место.

Оборотная сторона пучужских прялок решается несколько свободно. Две трети верхнего пространства лопасти занимает пышная рамка из гибки листьев, окаймляя то место, куда привязывалась кудель. В нижней части повторяется сцена катания. Часто изображается всадник, скачущий на лошади верхом, а следом за ним собака.

Роспись белофонная: узор наносили красным цветом, масляными красками по грунтованной белой поверхности, дополняя зелеными листочками и белыми точками-горошинами. Птицы, рамки подчеркивались черной обводкой. В некоторых изделиях применялся и синий, бордовый, оранжевый цвета. Сверху рисунок покрывали тонким слоем олифы. Она придавала ему золотистый оттенок. Символические значение красного цвета очень многообразны. Красное символизирует радость, красоту, любовь, полноту жизни. Красному цвету приписывались также и целительные свойства, способность противостоять сглазу и колдовству. Яркий растительный узор, сказочные птицы – все это напоминает старинную сказку.

Красочны и нарядны русские прялки! Современному человеку они кажутся необычными и даже загадочными. Где и когда их создавали? Что изображено на них? Как работали мастера?

Прялка возникла в древности у народов, занимавшихся обработкой волокон для создания тканей.

В Древней Руси бытовали переносные прялки: кудель привязывали или прикалывали к одному её концу (если он был плоским – лопаточкой), либо насаживали на него (если он был острым), либо укрепляли как-то еще. Другой конец вставляли за пояс – и женщина, придерживая пряслице локтём, работала стоя или даже на ходу, когда шла в поле, гнала корову, приглядывала за гусями. Дома, вынув из-за пояса, нижний конец прялки втыкали в отверстие лавки или специальной доски-«донца». Одновременно – и тоже с незапамятных пор – использовались и цельные неразъемные прялки.

Пучужские прялки были традиционными для Севера. Их делали около метра высотой с большой лопастью из одного куска дерева. Для изготовления прялки дерево (ель или сосну) корчевали с корнем. Из ствола вырубали ножку – стояк с лопастью, а из горизонтального ответвления (корня) – донце или «подгузок», как говорили раньше. Называлась такая прялка «копыльная», то есть корневая. Изготавливались искусными плотниками Севера, поэтому в их форме отразилось своеобразие северной архитектуры. Большая лопатообразная лопасть завершается пятью или семью круглыми выступами «маковками», «городками» или, как их называют в Пучуге, «попами», повторяющими контуры крыш северных деревянных церквей. А фигурная ножка и округлые свесы внизу лопасти – «сережки» напоминают нарядные столбики крылец, балясинки.

В русских семьях девочку пяти-семи лет сажали за прядение, и всю свою жизнь, пока глаза хорошо видели и руки были крепки, женщина проводила за прялкой (кроме других многочисленных дел по дому). Для девочки-подростка делали кудельки поменьше, для ребенка – совсем маленькие, игрушечные.

Прясть было принято только в свободное время. Не случайно о девичьих и женских достоинствах судили по пряже. Чтобы выйти из лентяек, необходимо было к концу Филиппова поста (к шестому января по новому стилю) напрясть не менее сорока пасм. За один вечер можно напрясть одно пасмо, то есть один простень. Но хорошая пряха пряла и по два. В скупых и слишком суровых семьях был обычай: ходили прясть (по северному – престь) к соседям, вообще в другой дом, потому что на людях за пряжей не задремлешь и будешь стремиться сделать не меньше других. Суровость обычая неожиданно оборачивалась другим концом: долгие супрядки сами собой превращались в беседы, веселые и скоротечные. Собравшись вместе, девицы пряли и пели, на ходу выдумывая частушки, рассказывали сказки и пересмешничали. На эти беседы приходили и парни с балалайками, можно было и поплясать и сыграть в какую-либо игру.

Сидя на прялочной копыле, девушка левой рукой вытягивала волокно из кудели, а большим и указательным пальцами правой руки крутила веретено. Нитка особой петелькой закреплялась на остром веретене, скручивалась, пока хватало руки, отводимой все дальше и дальше, вправо и слегка назад. Пряхе требовалось достаточно много места на лавке. Вытянув нить, пряха сматывала ее сначала на пальцы, а с них навивала уже на веретено. Некоторые пряхи, прерывая пение, поминутно плевали для крепости на скручиваемую нить. Чтобы не пересыхало во рту, часто девушки ставили подле себя в мисочке кислые ягоды – клюкву, бруснику, рябину. На прялке, украшенной росписью, будет и работа лучше спориться, и вечер не покажется долгим, а труд утомительным. Вместе с яркой росписью в дом входило солнце и лето даже в темный зимний день.

Чистиков Иван – художник-самоучка – приехал в Пучугу из Великого Устюга. Жил с семьей в деревне Погост, что у церкви. У него было три дочери: Мария, Евдокия и Александра. Вместе с отцом занимались ремеслом красильщиц Мария и Евдокия. Они расписывали фронтоны на домах в Пучуге, Афанасьевске, Юмиже, Чащевице и близлежащих деревнях. Их краска не боялась ни солнца, ни дождя, сохранилась и до наших дней. Умер Иван Чистиков, реставрировав (красив) церковь, при падении.

Примерно в 1883-1884 году Александра Ивановна Чистикова вышла замуж за Филиппа Фёдоровича Кузнецова в деревню Лухановская. Эта деревня объединяла несколько маленьких деревень, как говорится от ручья до ручья. Та, где жила семья Кузнецовых называлась Шарушни. Мария и Евдокия жили в семье Александры. Филипп построил им отдельную избушку. Вся она была расписана диковинными цветами, птицами и животными. Сестры обучили своему ремеслу и Филиппа.

В семье Филиппа Федоровича (1861-1941) и Александры Ивановны Кузнецовых было пятеро детей: Федор (1885-1955) (старая традиция называть старшего сына именем деда), Иван (1887-1941), Павел (1889-1941), Мария (1980-1964?) и Анна (1892-?). Все три брата – Федор, Иван и Павел – в одинаковой мере были мастерами своего дела.

Заготовки для прялок делали сами. Для этого выбирали лес за рекой под названием Польниково, корчевали и обтесывали кокоры – заготовки для прялок. Лето они сушились, а зимой из них вытесывали и вырезали прялки, и расписывали их.

Филипп и сыновья занимались малярным делом: расписывали прялки, детские санки, зыбки, красили фронтоны домов, стены, потолки. На фронтонах домов тоже изображали цветы и животных: птиц, лошадей, львов. Александра Сергеевна Кожевникова – внучка Филиппа Фёдоровича Кузнецова помнит, как зимними вечерами дед и дядья ставили стол под висячую лампу, садились с четырех сторон и работали.

Краски покупались порошком. Олифу Филипп варил сам из растительного масла с добавлением мардана (жидкость, которую тоже покупали). Трещины, места, где были сучки, шпаклевали. Затем прялочки белили. Роспись вели по белилам. Подарочные прялки, особенно к свадьбе, расписывали с использованием сусального золота. Прялки и стоили по-разному: простенькие, без золота – 2 рубля; мало позолоты – 3 рубля; на которых много позолоты – 5 рублей.

Когда братья обзавелись семьями, было построено два новых дома: один для Фёдора, другой для Ивана. Павел, как младший сын, остался в доме отца – Филиппа Фёдоровича. Теперь этого дома уже нет. По рассказам жителей это был большой, двухэтажный дом, пол умелыми хозяевами был сделан под паркет. Перед тем, как его раскатали на дрова – примерно начало 1970-х годов – во дворе держали колхозных телят.

Во время коллективизации Иван и Павел с семьями уехали в Ленинград, там тоже занимались малярным делом. Умерли во время блокады в 1941 году.

Фёдор остался в деревне, у него была большая семья: семеро детей (двое из них умерли в младенчестве). Из Пучуги Фёдор уехал в 1930-е годы в с. Верхняя Тойма на заработки. Большую семью надо было кормить, одевать, учить детей.

Поздние прялки были датированы 1928 годом. Промысел затух. Жена Фёдора, Ефимия Дмитриевна, работала в колхозе. Из с. Верхняя Тойма Фёдор приезжал домой только в отпуск летом, чтобы помочь дома по хозяйству. А в с. Верхняя Тойма работал маляром: белил, красил, ремонтировал кабинеты в общественных учреждениях, вечерами и в выходные работал в частных квартирах. Фёдор закончил 3 класса церковно-приходской школы, писал грамотно и красиво.

Евдокия Чистикова умерла в годы войны. Она нянчилась у Фёдора с детьми, знала много сказок. Лечила людей травами. У неё болели ноги, и, когда уже незамогла ходить сама, посылала детей в поле: «Рвите все цветы подряд», а потом сама их разбирала и сушила.

Мария умерла раньше. Замуж они так и не выходили, детей у них не было. Филипп Фёдорович умер осенью 1941-го года в возрасте 80-ти лет. Шла война, его попросили побелить потолок в сельпо и вместо мела давали известь. Произошло отравление организма, Филипп упал, сильно ушибся и после этого прожил недолго. Филипп Фёдорович очень любил рыбалку, ставил фитили, рубил риги, ходил с бреднем, ставил силки на куропаток, любил ходить за грибами. К старости стал плохо слышать.

Фёдор Филиппович родился в 1885 году, умер в январе 1955 года в возрасте 70 лет в Одессе у старшего сына Николая. Туда Кузнецовы переехали в 1954 году из-за болезни Ефимии Дмитриевны. Евгения Фёдоровна – младшая дочь Кузнецовых – вспоминает: «Мама моя была большая любительница прясть и ткать. У нас был свой ткацкий станок, на зиму его устанавливали в зимней комнате. Мама ткала полотно для простыней, полотенец, а весной, как только начнет пригревать солнце, стелила полотна на снег для отбеливания».

Никто из детей Фёдора и детей его братьев не пошёл по их стопам. У Фёдора Филипповича и Ефимии Дмитриевны было пятеро детей: сыновья Николай (1912-1976), Александр (1914-2001) – оба были призваны в Армию и остались кадровыми военными; с первых до последних дней войны были на фронте. Николай закончил войну в звании подполковника; Александр – капитана. Дочери: Серафима (р. 1919) работала в колхозе в деревне Прилук Нижнетоемского с\с; Лидия (1923-1998) перед войной окончила курсы медсестер, всю войну была на фронте, мобилизовалась в 1946 году, жила в поселке Рочегда Виноградовского района; Евгения (р. 1931) живет в городе Малоярославец Калужской области.

Здесь в Пучуге, в деревне Шаповская проживала внучка Филиппа Фёдоровича Кузнецова – Кожевникова Александра Сергеевна. Её мама – Мария Филипповна – дочь Филиппа Фёдоровича Кузнецова и Александры Ивановны Чистиковой.