Шишков В.Я. и бестужевка К. В. Вяткина

ДНЕВНИКОВАЯ ЗАПИСЬ К. В. ВЯТКИНОЙ О ПОЕЗДКЕ В ДЕТСКОЕ СЕЛО В СЕНТЯБРЕ 1928 г.

(Вступительная статья, подготовка текста и комментарии А. В. Вострикова)

Аннотация: В публикуемой записи, сделанной в личном дневнике этнографом - монголоведом К. В. Вяткиной, описывается один вечер осени 1928 г., проведенный в Детском Селе (бывшее Царское Село) под Ленинградом в гостях у А. Н. Толстого. Особый интерес представляет отмеченное автором отличие высказанных в дружеском кругу мнений и оценок, касающихся новостей литературной жизни, от тех, которые в то время печатались в официальной прессе. Среди гостей А. Н. Толстого в тот вечер были В. Я. Шишков, Е. И. Замятин, Н. К. Радлова и другие; разговор касался издания дневников А. А. Блока, поездки М. Горького по СССР и его романа «Жизнь Клима Самгина», творчества И. А. Бунина.

Ключевые слова: Капитолина Васильевна Вяткина, Алексей Николаевич Толстой, Вячеслав Яковлевич Шишков, дневники Александра Блока, возвращение Максима Горького в СССР, творчество Ивана Бунина.

Капитолина Васильевна ВЯТКИНА (урожд. Юрганова; 14 ноября 1892 - 13 сентября 1973) провела детство в западной Монголии, в небольшом селении неподалеку от г. Улясутай (современное название – Улиастай), где обосновался ее отец, один из первых русских купцов-поселенцев; впоследствии, учась в Бийской женской гимназии, в каникулярное время часто навещала родителей; она любила природу; постоянно общаясь с местными жителями, в совершенстве выучила монгольский язык, интересовалась культурой и обычаями. Около 1910 г. она познакомилась со знаменитым путешественником, исследователем Сибири и Центральной Азии Г. Н. Потаниным (1835–1920), который обратил внимание на девушку и поощрил ее научные интересы; при его содействии вышла ее первая печатная работа.¹

По окончании гимназии Юрганова решила продолжить учебу, но не на Сибирских высших женских курсах, открытых в Томске 1910 г. при деятельном участии Потанина, а на С.-Петербургских «Бестужевских», куда и поступила в 1912 г. (физ.-мат. отделение; группа биологии); окончила курсы в 1918 г.²

Во время каникул Юрганова часто бывала в Томске, где с 1902 г. жил Потанин и где вокруг него группировались сибирские литераторы и ученые. В 1915 г. она вышла замуж за поэта и прозаика Георгия Андреевича Вяткина (1885–1938). По окончании курсов вместе с мужем жила и работала в Омске.³ Брак оказался непрочным, и в 1922 г. супруги развелись. К. В. Вяткина переехала в Петроград и поступила на службу в Комиссию по изучению племенного состава населения России и сопредельных стран (с 1933 г., после преобразований – в составе Ленинградского отделения Института этнографии АН СССР). Вяткина занимала должности ученого секретаря Комиссии, научного сотрудника, старшего научного сотрудника, заведующей группой; неоднократно принимала участие в научных экспедициях, автор более 40 научных работ, кандидат исторических наук (1935 г., без защиты).⁴

В 1915 г. в Томске Вяткина познакомилась с Вячеславом Яковлевичем Шишковым (1873–1945), знакомство продолжилось в Петрограде, где Шишков обосновался в конце того же года, женившись на К. М. Жихаревой;⁵ знакомство вскоре переросло в достаточно короткую дружбу. В 1922 г., узнав о переезде Вяткиной в Петроград, Шишков предложил ей поселиться у него.⁶ Вскоре брак Шишкова с Жихаревой распался, сам Шишков все больше времени проводил в разъездах по стране, а Вяткина неожиданно для себя оказалась в роли хозяйки в квартире, следя за своевременным внесением квартплаты, получая (а иногда и реферируя) шишковскую корреспонденцию и выполняя его мелкие поручения. Сохраненные Вяткиной письма Шишкова свидетельствуют о том, что в 1925–1926 гг. между ними произошел роман (если это слово в данном случае уместно), однако интимные сентиментальности достаточно быстро сменились извинениями и сожалениями,⁷ а затем все более нарастающей неловкостью в попытках поддержания прежних товарищеских отношений. Еще в 1926 г. у Шишкова возникла мысль отказаться от городской квартиры и поселиться в Детском Селе (так с 1918 г. стало называться Царское Село; теперь г. Пушкин);⁸ в начале 1927 г. он нанял там небольшую квартиру в доме 20 по ул. Колпинской и какое-то время жил на два дома. Но в июле того же года В. Я. Шишков женился на Клавдии Шведовой,⁹ дочери своей двоюродной сестры и ближайшей подруги детства Раисы,¹⁰ и, вернувшись к концу года из длительных путешествий по стране, поселился с молодой женой в новой просторной квартире в доме 14 по ул. Малой. Человек по складу характера чрезвычайно контактный, привыкший постоянно находиться в большой компании (и даже быть в центре компании), Шишков в 1928 г. производит «перезагрузку» своей жизни и своего круга, исходя из новых статусов. Ему уже «за пятьдесят», он автор не только многочисленных «шутейных рассказов», но и полноценного 12-томного «полного» собрания сочинений, выходящего в издательстве «Земля и фабрика», кроме того, опубликована первая часть его «большого романа» «Угрюм-река»; он избран членом правления (а затем и председателем) Ленинградского отделения Всероссийского союза писателей. И вместе с тем он, пусть и «попутчик», но самобытен, крепок народным сибирским умом и идеологически не зашорен.¹¹ Легкий и открытый в повседневном общении, искренний и бескорыстный в дружбе,¹² Шишков вполне вписался в своеобычную детскосельскую культурную жизнь, коротко сойдясь со многими старожилами и регулярными гостями. Особенно близкие отношения установились у Шишкова с А. Н. Толстым, который в Детском был тоже новоселом, однако, поселившись на новом месте со чады и домочадцы, быстро стал самой заметной фигурой местной культурной диаспоры, зажив со ставшими легендарными широтой, гостеприимством и хлебосольством. Люди разного образования и культурного уровня, разной судьбы, разного масштаба и направления литературного дарования, Шишков и Толстой оказались в состоянии удивительной человеческой дополнительности. Много лет спустя сын Толстого назвал дружбу отца с Шишковым «многолетней и, по-видимому, единственной настоящей», отмечая и совершенно искреннюю «привязанность Вячеслава Яковлевича ко всему нашему дому».¹³ Для Шишкова в его отношении к Толстому сошлось очень многое: и наивная, почти детская отзывчивость на доброе к себе отношение, и потребность в уверенном авторитетном совете (хотя Толстой и был почти на 10 лет моложе), и, конечно, тешащая самолюбие близость к на глазах канонизируемому живому классику становящейся советской литературы. Публикуемая запись относится к началу осени 1928 г., когда воскресные обеды в Детском у Толстого еще не стали общеизвестным мероприятием местной жизни, а состав их постоянных участников (впрочем, всегда открытый)¹⁴ только определялся. Шишков пригласил Вяткину к себе в гости как давнишнего сибирского друга (и, видимо, как будущего друга семьи), а затем повел ее на обед к Толстым, чтобы и свой новый круг предъявить лицом и, может быть, угостить хозяев оригинальным гостем. Последнее, кажется, не удалось: судя по записи, Вяткина деятельного участия в разговоре не приняла. А вот слушала очень внимательно и в самое короткое время (чуть ли не на обратном пути в Ленинград) записала то, что запомнилось. Вяткина хорошо знала сибирских писателей по Томску и Омску, в дореволюционном Петрограде бывала на журфиксах у издателя М. В. Аверьянова, а в 1920-е гг. через Шишкова познакомилась и с некоторыми ленинградскими литераторами. Но у Толстого она частным образом столкнулась с литературой совершенного иного калибра. Здесь непринужденный table-talk касался людей, не только творчество, но и общественная позиция, и даже личная жизнь которых представляли собой общеинтересные факты литературной жизни, и один из них заправлял застольем. Контраст между публичными образами и мнениями – и тем, что она услышала и увидела, контраст естественный и не вызывающий ни у кого (в том числе и у нее) никакого протеста, составил для Вяткиной главную занимательность вечера – и, соответственно, основное содержание записи. Спустя несколько дней после описанного обеда К. В. Вяткина снова оказалась в Детском Селе. 30 сент. она писала В. Я. Шишкову: «Дорогой Вячеслав Яковлевич! Сижу сейчас в санатории (Колпинская, 1), никуда не выпускают и книг здесь нет. По этому случаю дай мне каких-нибудь книжонок, а когда будет время, загляните ко мне с Клавдюшей».¹⁵ Неизвестно, состоялось ли это посещение, однако затем в течение совсем короткого времени общение между старыми сибирскими друзьями сошло на нет. Другом новой семьи Шишкова Вяткина так и не стала. Сохранилось нескольких коротких писем, в которых он благодарил за пересылку его корреспонденции; в последнем, датированном 3 дек. 1929 г., приглашал вместе с общими знакомыми посмотреть его новую квартиру на ул. Московской, 7.¹⁶ Позднейших материалов, свидетельствующих об общении Шишкова с Вяткиной, в ее архиве нами не обнаружено. Капитолина Вяткина не оставила воспоминаний о литераторах, с которыми ей приходилось встречаться и общаться в своей жизни. Единственный (и незаконченный) опыт в этом жанре представляет собой мучительную попытку описания реальной жизни казенным языком советской публицистики и литературной критики.¹⁷ Публикуемая дневниковая запись представляет интерес не только упомянутыми в ней именами и мнениями, но и как элемент параллельной неофициальной картины литературной жизни, сосуществовавшей в сознании простого советского человека с картиной официальной.

Записная книжка К. В. Вяткиной (РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 4), размер 9 × 14 см; из 96 листов использованы только л. 13–26. Публикуемая запись – первая по хронологии и самая объемная (л. 13–20; последующие записи по содержанию с публикуемой не связаны). При подготовке публикации орфография и пунктуация приведены к современным нормам.

Дополнение к статье.

Георгий Андреевич Вяткин и Капитолина Васильевна Вяткина
Источник: https://omskmark.moy.su/publ/essayclub/a_e_zubarev/2015_a_e_zubarev_vjatkin/107-1-0-2441

Примечания:

1.  Юрганова К. В. От Улалы до Отхан-Хаирхана: (Путевой дневник) / [предисл.: Г. Потанин]. Томск: т-во «Печатня С. П. Яковлева», 1912 (Труды Томского общества изучения Сибири; Т. 2, вып. 2). 
2. Копия свидетельства об окончании, датированная 14 марта 1918 г. (РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 84). 
3. Г. А. Вяткин в 1915–1917 гг. был на фронте в составе санитарных отрядов Всероссийского союза городов; с 1918 г. в Омске сотрудничал в эсеровских и колчаковских изданиях; в 1920 г. по приговору омского ревтрибунала лишен избирательных прав на 3 года. Впоследствии занимался литературной и редакторской работой. Арестован в декабре 1937 г., расстрелян 8 янв. 1938 г. См. о нем: Русские писатели. 1800–1917: Биограф. словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1989. Т. 1. С. 506–507 (ст. В. П. Трушкина); Зубарев А. Е., Вяткин Г. А. Носите Родину в сердце. Из милого далёка… Омск: Изд-во «Полиграф», 2016.
4. См.: Милибанд С. Д. Востоковеды России: XX – начало XXI века: биобиблиографический словарь. М.: Вост. лит-ра, 2008. Кн. 2. С. 261 (с неточностями). Пользуюсь случаем выразить благодарность А. Л. Русиновой за помощь в сборе биографических сведений о К. В. Вяткиной.
5. См. черновик письма К. В. Вяткиной Н. Н. Яновскому (РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 15, л. 7–7 об.). 
6. В это время Шишков жил в полученной при помощи М. Горького квартире в «Первом Отеле Петросовета» (ул. Троицкая, д. 4, кв. 7 – теперь ул. Рубинштейна). К. М. Жихарева вспоминала: «Постепенно нас стало больше. Первым осенью 1922 года приехал с юга мой отец, потом – давнишняя приятельница Вячеслава Яковлевича по Сибири, Капитолина Васильевна Вяткина, за ней – жена Г. Д. Гребенщикова с сыном. Мы жили дружной коммуной, и летом 1923 года все вместе переселились в огромную разрушенную квартиру на Караванной…» (Вячеслав Шишков в воспоминаниях современников. Новосибирск: Новосибирское книжное изд-во, 1987. С. 112–113; далее: Вячеслав Шишков в воспоминаниях). С 1920 по 1991 г. Караванная официально называлась улицей Толмачева, однако в обиходной речи чаще пользовались старым названием. В этой квартире (ул. Толмачева, д. 18, кв. 8) Вяткина прожила до самой смерти. В составе личного архива К. В. Вяткиной (Юргановой), поступившего после ее смерти в Рукописный отдел Пушкинского Дома (РО ИРЛИ, ф. 742), сохранились и материалы разъехавшихся жильцов, в том числе черновики и книги В. Я. Шишкова.
7. Ср.: «Как мы ни ругаемся, как я ни обижаю тебя – но ты мне близка и родна…», и далее: «…тот путь, который мы прошли с тобой…» (письмо от 23 сент. 1926 г. – РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 70, л. 33–34).
8.  Ср. его шутливую фразу в письме к Вяткиной от 29 авг. 1926 г.: «…я все-таки думаю жить в Детском – уж очень хороши компоты Сологуба…» (РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 70, л. 32).
9. Шишкова Клавдия Михайловна (урожд. Шведова; 1906?–1993). В архиве Вяткиной сохранилось извещение о заседании суда, на котором она должна была присутствовать как «председатель Месткома Академии Наук», с ее памятной записью: «26 июля свадьба Шишкова. Поэтому не была» (РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 86). Отношение Вяткиной к свадьбе Шишкова было, видимо, неоднозначным. 24 окт. 1927 г. Шишков писал ей: «…Я похорошел, Клавдюша тоже. Предсказания твои не сбылись еще, да, вероятно, никогда не сбудутся – живем с ней – ай-люли!» (РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 70, л. 47).
10. Шведова Раиса Яковлевна (урожд. Стукачева; ?–1955). Ее мать Александра Дмитриевна Стукачева была родной сестрой Якова Дмитриевича Шишкова, отца будущего писателя. См. «Воспоминания о брате» А. Я. Шишкова: Вячеслав Шишков в воспоминаниях. С. 34 и сл.
11. В июне 1933 г. после публикации второй части романа он очень резко сформулирует это в письме П. С. Богословскому: «Похвал за “Угрюм-реку” мне никаких не будет: я лично не знаком с И. В. Сталиным, не услужаю М. Горькому, вообще – веду себя так, что, не имея высоких общественно-говорильно-ораторских заслуг, не сумел, видимо, заслужить к себе благорасположения “критиков”…» (цит. по: Суматохина Л. В. Максим Горький и Вячеслав Шишков о русском крестьянстве: (К вопросу о личных и творческих отношениях писателей в 1920-е годы) // Сибирские огни. 2010. № 3. С. 167).
12. Ср. запись в дневнике, сделанную К. А. Фединым 6 марта 1945 г., в день смерти Шишкова: «А по качествам души – был редкостью. Человек-Добро, человек-Вера, он был национален во всех проявлениях. И потому он пленял собою столь далеких и разных людей – истинного мастера Замятина, стихийный талант Толстого, эстета Радлова» (Федин К. А. Собр. соч. М.: Худ. лит., 1986. Т. 12. С. 101).
13. Толстой Д. А. Для чего все это было. СПб.: Библиополис, 1995. С. 34, 42; далее: Толстой Д. А.
14. Валентина Ходасевич вспоминала: «По воскресеньям к нему приезжали на целый день из Ленинграда, в большом количестве, разнообразнейшие люди», и далее: « “Кто же приедет?” – он говорил: “Не приставайте! Мотался по городу, наприглашал не помню кого, но безусловно все – чудные люди! Вот сами увидите”» (Воспоминания об А. Н. Толстом. 2-е изд., доп. М.: Сов. писатель, 1982. С. 237, 238).
15. РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 12, л. 1. – В д. 1 по Колпинской ул. располагался диспансер для туберкулезных больных. См.: Энциклопедия Царского Села // Режим доступа: http:// tsarselo.ru/yenciklopedija-carskogo-sela/adresa/oktjabrskii-bulvar-6-u-dom-skorospehova.html#. WOKpR9SLTDc (дата обращения: 04.05.2018).
16. РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 15, л. 3, 4–4 об.
17. В марте 1973 г. исследователь сибирской литературы Н. Н. Яновский, случайно узнав адрес К. В. Вяткиной, обратился к ней с просьбой написать «нечто вроде воспоминаний» или же просто дать хотя бы минимальные сведения о себе и о знакомстве с В. Я. Шишковым (открытка из Новосибирска, датирована 5 марта 1973 г. – РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 79). Сохранилась тетрадка с черновиком ответного письма, в котором Вяткина, извиняясь за задержку с ответом, несколько раз принималась за воспоминания. Однако собственно биографические сведения о Шишкове ограничились несколькими фразами, а основной объем текста составлялся из клише советской публицистики в худших ее образцах: «Суровая сибирская действительность в эпоху царского самодержавия широко запечатлена Шишковым в таких известных его произведениях, как роман “Угрюм-река” или первая большая повесть “Тайга”, тепло встреченная А. М. Горьким»; «Все виды и все формы творческого труда Вячеслава Яковлевича проникнуты мыслью высокого служения советскому народу»; «В его произведениях можно видеть силу и красоту современников, прославляющих героизм подвигов народа, историческую правоту и движение к коммунизму»; «Его общественное мировоззрение складывалось под влиянием теоретиков социализма» и т. п. (РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 15, л. 1–7). Во время работы над этим письмом Вяткина уже была тяжело больна; 13 сент. 1973 г. она скончалась. Судя по всему, она так и не ответила Н. Н. Яновскому; никаких ее воспоминаний о Шишкове опубликовано не было (см.: Воспоминания о В. Шишкове / сост. Н. Н. Яновский. М.: Сов. писатель, 1979; Вячеслав Шишков в воспоминаниях).

____________________

23 сентября 1928 г.¹ Ленинград.

Погода пасмурная, дождь. Все же еду в Детское < Село> к Шишковым. Около 4 часов дня попадаю к ним на Малую, 14. Влетаю в столовую. Вячеслав Яковл<евич>, Клавдюша и Раиса Яковлевна пьют кофе. Все радостно бросаются ко мне: «Когда приехала? Хорошо ли было?». – Рассказываю про Германскую экспедицию в Бурято-Монголию.² «Чорт возьми, – говорит В<ячеслав> Я<ковлевич>, – умеют люди ездить, не так, как наши».

Заходит Лев Васильевич Сергеевич³ с сыном Васей. Болтаем минут 20. Шишковы торопятся на обед к Толстым. Сергеевич уходит. Меня Шишковы тащат к Толстым. В передней встречает Алексей Николаевич. Первый раз встречаюсь близко. На улице он мне всегда казался толще и импозантнее. Хорошо выбритое лицо. Барская осанка. Шишков шутит и представляет меня как путешественницу по Монголии и Бурятии. А<лексей> Н<иколаевич> смеется и приглашает нас в комнату Натальи Васильевны,⁴ где я встречаю супругов Замятиных,⁵ артистку Большого драматического театра Николаеву с мужем и дочкой,⁶ жену Радлова,⁷ поэта Анненского⁸ с женой и еще несколько незнакомых мне лиц. Толстые только что переехали в Детское, за тысячу рублей они отделали квартиру в 7 комнат на <пропуск в тексте> ул.⁹ Стильное и богатое убранство квартиры обращает внимание; красивая и живая хозяйка придает еще больше уюта. За столом под кулебяку и водку А<лексей> Н<иколаевич> рассказывает анекдот: «Вы знаете, господа, ехал по улице автомобиль, а тут вдруг выбегает курица; автомобиль наскакивает на курицу, у курицы хвост летит в одну сторону, перья в другую; лежит бедная курица, зарывшись в песок, а потом вдруг поднимает голову и говорит: “Ух! Вот так петух!...”». Все смеются.

Муж Николаевой повторяет анекдот на голландском языке. Подвыпив, А<лексей> Н<иколаевич> рассказывает о своем школьном друге, в настоящий момент инженере, фамилии которого он и сам не помнит. Инженер, появившись в этот день до обеда на кровном рысаке, ни за что не хотел остаться обедать. Н В с большим юмором продолжает: когда весть разнеслась о человеке, приехавшем на кровной лошади, то в гостиную врывались то один, то другой человек и спрашивали, «где кровная лошадь», – инженер молча и вежливо вставал и раскланивался. Разговор заходит о сегодняшнем дне.¹⁰ Оказалось, что многие сегодня были в церкви: Шишковы и Людмила Николаевна Замятина в Софийском соборе,¹¹ кто-то, не помню, – в Феодоровском.¹² С большим удивлением слушаю и смотрю на этот осколок русских литераторов, живущих настроениями и чувствами далеких дореволюционных дней. Прощаясь с женой Анненского, Наталья Васильевна спрашивает: «Я слышала, Вы хорошо гадаете; как жаль, что торопитесь. В следующий раз непременно будете гадать».

Возвратившись к гостям, Н<аталья> В<асильевна> рассказывает, как несколько лет тому назад она в Париже была у знаменитой гадалки и как та верно предсказала какое-то неприятное событие, наступившее очень быстро.

«Мне было очень страшно, я думаю, что как раз гаданье навлекло это событие, а потом, конечно, и грешно было, ведь была Страстная неделя. С этого времени я решила никогда больше не гадать серьезно». В<ячеслав> Я<ковлевич> рассказывает про святую, тоже удивительно гадавшую.

После обеда садимся играть в слова. На буквы, стоящие в одном слове, пишутся новые слова; кто напишет больше неодинаковых слов, тот и выигрывает. На слове «виноград» выигравшим оказывается Алексей Николаевич, так как он придумывает слова «говно»¹³ и «гнида», которые никто из игравших не решается написать, а на слове «восклицанье» выигрывает Замятин, придумав «вонь» и «кал».

После игры в слова садимся играть в подкидные дураки; большим любителем игры оказывается Замятин.

За чаем Анненский говорит о первой части дневника Блока: «Дневник ничего не дает, весь он написан под знаком Пяста: “был Пяст”, “говорил с Пястом” и больше ничего. Ни одного разговора. В стихах больше сказано. Ведь, господа, когда вы читаете: “Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, аи”, то какие таинственные дали открываются, а в дневнике – ничего, короткая заметочка».

Шишков замечает: «Жаль, что это попало в руки Медведева П. Н. и Любови Дмитриевны; по-видимому, оскопили здорово».

«Мне кажется, Любовь Дмитриевна выбросила все, где говорилось о других женщинах; по-видимому, ей это было невыгодно», – говорит Нат<алья> Вас<ильевна>.¹⁴

Разговор заходит о Горьком: «Вы, господа, думаете, почему Горький ездит по России – он при заключении договора дал подписку о том, чтобы таким способом рекламировать свои издания», – говорит Наталья Васильевна.

«Нет, Тусинька, совсем не свои издания, – замечает Толстой, – а рекламировать Советскую Россию».¹⁵

«Ужасная вещь его “Клим Самгин”,¹⁶ – говорит Нат<алья> Вас<ильевна>, – человек окаменел в какой-то классической позе и не хочет пошевелиться. Я думаю, мало кто читает ее до конца».

«Большевики читают, Тусинька, – говорит Толстой. – Я нынче в Кисловодске¹⁷ со многими говорил – все приходят в восторг, а я вижу насквозь, что не читали. Ведь вот возьмите Бунина Ивана. Говорят, стал прекрасные вещи писать, а все оттого, что влюбился в 20-летнюю женщину.¹⁸ Как он ныл за границей, какая скучища была читать все его вещи, не лучше “Клима Самгина”, а вот подите ж, как меняется человек. Помню, как в Париже он однажды явился ко мне. Комната у меня была маленькая: стол, кровать да маленькая кушетка. Я писал “Хождение по мукам”, а Иван сидел мрачно на диване и говорил: “Брось писать, все равно не кончишь”. А все-таки он очень талантливый, и сейчас в Москве его много читают».¹⁹

«По-моему, Иван Алексеевич очень честолюбивый человек, – замечает Нат<алья> Вас<ильевна>. – Если б ему сказали, что в России его много читают и ценят, то он бы согласился приехать на каких угодно условиях».

Толстой продолжает всем доказывать талантливость Бунина и в заключение читает отдельные его рассказы.

В 11 час<ов> я и Евгений Иванов Замятин едем в Ленинград.

Примечания:

1. Воскресенье.
2. Имеется в виду Советско-германская экспедиция по изучению сифилиса в БурятМонгольской АССР, работавшая в мае – августе 1928 г. См.: Прохоренков В. И., Обухов А. П., Родиков М. В. О Советско-германской экспедиции по изучению сифилиса в Бурят-Монгольской АССР (1928 г.) // Сибирский медицинский журнал. 2011. № 4. С. 135–137.
3. Сергеевич Лев Васильевич (1876–?) – библиограф; в 1920-е гг. сотрудник Комиссии по составлению справочника «Наука и научные работники СССР» (Наука и научные работники СССР. Ч. 2: Научные учреждения Ленинграда. Л.: АН СССР, 1926. С. 29); в 1935 г. выслан из Ленинграда (см.: Микулинский С. Р. Очерки развития историко-научной мысли. М.: Наука, 1988. С. 245). В тексте Вяткиной ошибочно: Сергиевич.
4. Крандиевская-Толстая Наталья Васильевна (1888–1963) – поэтесса; жена А. Н. Толстого с 1914 по 1935 г.
5. Замятин Евгений Иванович (1884–1937) – писатель; Замятина Людмила Николаевна (урожд. Усова; 1883–1965). И Толстой, и Шишков были знакомы с Замятиными еще с дореволюционного времени; могла быть знакома с ними (или с одним Е. И. Замятиным) и К. В. Вяткина.
6. Николаева Августа Николаевна – актриса БДТ; ее муж – Пельтенбург Генрих Федорович, голландский подданный, в СССР был представителем лесоторговой фирмы, принадлежавшей его дяде; А. Н. Толстой был знаком с ним со времен эмиграции (см.: Толстой Д. А. С. 78; см. также коммент. Г. А. Морева в изд.: Кузмин М. А. Дневник 1934 года. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1998. С. 346; далее: Кузмин).
7. Вероятно, Радлова Надежда Константиновна (урожд. Плансон, по первому мужу Шведе; 1894–1944) – художница, жена художника Радлова Николая Эрнестовича (1889–1942). Толстые близко дружили с Радловыми, а впоследствии и породнились: дочь Радловых Лидия в 1934 г. вышла замуж за Ф. Ф. Волькенштейна, сына Н. В. Крандиевской-Толстой от первого брака. Н. К. Шведе-Радлова была хорошо знакома с А. Н. Николаевой (см.: Кузмин. С. 346). В. Я. Шишков тоже был хорошо знаком с Н. Э. Радловым. Бывали у Толстых и брат Н. Э. Радлова – режиссер Сергей Эрнестович Радлов (1892–1958) и его жена поэтесса и переводчица Анна Дмитриевна Радлова (урожд. Дармолатова; 1891–1949), однако они, по свидетельству Д. А. Толстого, «частыми гостями не стали» (Толстой Д. А. С. 15).
8. Анненский Валентин Иннокентьевич (1880–1936) – поэт, прозаик (псевд.: Кривич); сын И. Ф. Анненского; в 1928 г. служил зав. канцелярией КЕПС АН СССР (Весь Ленинград и Ленинградская область: адресная и справочная книга на 1928 год. Л.: Орготдел Ленингр. Обл. исполкома и Ленинградского Совета, 1928. Отд. 2. С. 84); старожил Царского Села. Известна характеристика, данная ему Э. Голлербахом: «опекун рукописных писателей, амфитрион литературных чаепитий, кладезь анекдотов и рог сатирического изобилия, энтузиаст российского слова и верный блюститель “заветов милой старины”» (Голлербах Э. Ф. Город муз: Повесть о Царском Селе. 2-е изд. Л.: тип. ЛСПО, 1930. С. 165–166). В рукописи фамилия написана с ошибкой: Анинский.
9. Решив поселиться в Детском Селе, А. Н. Толстой в мае 1928 г. нанял второй (верхний) этаж в д. 10 по ул. Московской у домовладельца Цыганова. Непосредственный переезд семьи Толстых состоялся после ремонта новой квартиры «осенью 1928 года» (Толстой Д. А. С. 18).
10. 21 сент. (н. ст.) празднуется Рождество Пресвятой Богородицы; праздничные службы служатся до 25 сент.
11. Софийский собор (традиционное название Вознесенского собора в Царском Селе) построен в 1782–1788 гг. по проекту арх. Ч. Камерона.
12. Феодоровский Государев собор построен в Царском Селе в 1909–1913 гг. по проекту арх. В. А. Покровского; закрыт в 1934 г.
13. Обычно в подобных играх не разрешается дважды использовать одну и ту же букву, так что Толстому пришлось нарушить или правила игры, или правила орфографии (предложив написание через первое «а»). А. Н. Толстой иногда бравировал «народной» речью, что отмечали многие мемуаристы (ср., напр., в воспоминаниях Л. Р. Когана: «Он любил крепкое словцо, умную шутку». Воспоминания об А. Н. Толстом. С. 200). Свою жизнь в Детском Селе он первое время воспринимал, видимо, именно как сельскую, в связи с чем активизировались соответствующие лексические пласты. Ср. в письме к С. Ф. Буданцеву от 27 марта 1928 г.: «В Царском сейчас, как в раю, ясные дни, весенний ветер, на улицах течет говно. Скоро в Царском будет литературная колония» (Переписка А. Н. Толстого. М.: Худ. лит-ра, 1989. Т. 2. С. 60). Отметим попутно твердое убеждение, что «литературная колония» в Детском появится только с его приездом.
14. Имеется в виду изд.: Дневник Ал. Блока. 1911–1913 / под ред. П. Н. Медведева. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1928. Вторая часть издания (Дневник Ал. Блока. 1917–1921), вышедшая в этом же году, видимо, ко времени разговора еще не была отпечатана. Готовивший публикацию Павел Николаевич Медведев (1891–1938) – историк литературы и литературный критик, пионер научного издания наследия А. А. Блока и один из первых его биографов – в предисловии писал: «Нашим желанием было, конечно, опубликование дневника в полном и неприкосновенном виде. Но то обстоятельство, что многие записи относятся к живущим еще лицам, заставило нас произвести из текста некоторые, правда, не очень значительные, изъятия. В частности, мы были вынуждены опустить все, что касается чисто личных отношений поэта к его супруге, Л. Д. Блок, оставив, впрочем, то, что представляет общественно-бытовой интерес» (С. 13–14). Кроме того, часть имен была скрыта под астерисками. Публикация была снабжена комментариями, впрочем, достаточно краткими. О названном в разговоре и действительно очень часто упоминаемом Блоком Владимире Алексеевиче Пясте (наст. фамилия: Пестовский; 1886–1940), в частности, сказано только: «…поэт-символист, друг Ал. Блока», со ссылкой на его «Воспоминания о Блоке» (С. 218), т. е. не раскрыты даже имя и настоящая фамилия. Процитированные В. И. Анненским строки – из стихотворения А. А. Блока «В ресторане» (1910); какую именно «короткую заметочку» из дневника Анненский считал имеющей отношение к этому тексту, неизвестно. П. Н. Медведев был хорошо знаком и с А. Н. Толстым, и с В. Я. Шишковым, и с некоторыми другими участниками разговора. Так, в личном фонде К. В. Вяткиной сохранились книги, подаренные Медведевым Шишкову с дарственными надписями, в частности: Памяти Блока: Сб. материалов / под ред. П. Н. Медведева. 2-е изд. Пб.: Поляр. звезда, 1923 («Дорогому и доброму Вячеславу Яковлевичу Шишкову. Павел Медведев. 6.X.924. Пб» – РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 2, № 56); а также: Блок А. А. Неизданные стихотворения: 1897–1919 г. / ред. и примеч. П. Н. Медведева. Л.: Жизнь искусства, 1926 («Дорогому Вячеславу Яковлевичу Шишкову с любовью. Павел Медведев. 22.I.926» – РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 2, № 6). Медведев бывал у Шишкова в Детском Селе; в письме Вяткиной от 9 мая 1927 г. Шишков писал: «Вчера, в воскресенье, у меня были гости: трое Кустодиевых, трое Кузминых, Замятина, Гребенщиков, Медведев» (РО ИРЛИ, ф. 742, оп. 1, № 70, л. 41 об.). Пристрастность высказываний В. И. Анненского отчасти объясняется его работой над воспоминаниями, биографией и изданием наследия его отца (см.: Лавров А. В., Тименчик Р. Д. Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях // Памятники культуры. Новые открытия, 1981. Л.: Наука, 1983. С. 61–68).
15. В мае 1928 г. Максим Горький впервые с 1921 г. побывал в СССР. Его приезд, организованный советским правительством, был обставлен с большой помпой, включающей многотысячную народную встречу на Белорусском вокзале (28 мая), выступление на пленуме Моссовета, многочисленные встречи и поездку по стране (июль–август). Было подготовлено юбилейное издание: Горький: Сборник статей и воспоминаний о М. Горьком / под ред. И. Груздева. М.; Л.: Гос. изд-во, 1928; в числе авторов были и А. Н. Толстой («Ранний Горький», с. 127–138) и В. Я. Шишков («Встречи», с. 225–252). С 1928 г. Государственное издательство начало выпуск собрания сочинений М. Горького (23 т.; окончено в 1932 г.). Осенью Горький вернулся в Италию. О своей поездке он написал цикл очерков «По Союзу Советов» (1929).
16. В 1928 г. была опубликована вторая часть романа.
17. В июле–августе 1928 г. А. Н. Толстой отдыхал в Кисловодске и должен был вернуться домой 8 сент. (см. его письмо к Н. В. Крандиевской-Толстой от 17 авг. 1928 г. и примеч. Е. Ю. Литвин в сб.: А. Н. Толстой. Материалы и исследования. М.: Наука, 1985. С. 473).
18. Имеется в виду Г. Н. Кузнецова, весной 1927 г. поселившаяся с Буниным и его семьей в Грасе.
19. Переход в разговоре от Горького к Бунину для А. Н. Толстого не случаен. В упомянутой выше статье «Ранний Горький» он сопоставлял этих авторов (и Чехова), писал о «беспощадном и злом» реализме Бунина (с. 127), о том, что «Чехов и Бунин изображали жизнь с неповторимым мастерством и правдивостью» (с. 138). Позднейшие публичные высказывания Толстого о Бунине обусловлены политической конъюнктурой. Ср.: «Я прочел три последние книги Бунина . Я был удручен глубоким и безнадежным падением этого мастера. Судьба Бунина – наглядный и страшный пример того, как писатель-эмигрант, оторванный от своей родины, от политической и социальной жизни своей страны, опустошается настолько, что его творчество становится пустой оболочкой, где ничего нет, кроме сожалений о прошлом и мизантропии» (интервью газ. «Литературный Ленинград» 23 нояб. 1936 г. – Толстой А. Н. Полн. собр. соч. М.: Гослитиздат, 1949. Т. 13. С. 517–518). Подробнее о взаимоотношениях А. Н. Толстого и И. А. Бунина см.: Куванова Л. К. А. Н. Толстой и И. А. Бунин. К публикации письма Бунина // А. Н. Толстой. Материалы и исследования. М.: Наука, 1985. С. 186–194.

Статья в формате PDF, предоставлена  А. В. Востриковым